Лента: Общество

Выступление кандидата исторических наук, эксперта Центра проблемного анализа Александра Вершинина на конференции, посвященной теме нравственного государства.

Институт социального государства считается одним из главных достижений современного западного общества, реальным воплощением провозглашенных эпохой Просвещения идей равенства и уважения человеческого достоинства каждого индивида. Создание институтов, обеспечивающих достойное существование для граждан страны путем частичного перераспределения прибавочной стоимости, стало итогом многолетней внутренней борьбы в государствах Западной Европы и историческим успехом либеральных политических режимов европейских стран.

Идеология либерализма, восторжествовавшая в Европе в XIX в., изначально отнюдь не предполагала безусловного и полного равенства людей. С самого начала главной угрозой для европейского либерала были, если выражаться языком И. Валлерстайна, «опасные классы», фактически — широкие народные массы, более всего страдавшие от издержек социально-экономического развития по либеральным рецептам. Между воспринявшей либеральные идеи элитой, сделавшей их знаменем своего политического доминирования, и основной массой населения пролегла пропасть. Верхушка общества более всего боялась «тирании большинства», однако вынуждена была глухо это замалчивать, т. к. сама же в своей борьбе со старым порядком поднимала на щит идеи свободы, равенства и братства.
Фактически речь шла о противостоянии либерализма и демократии в широком понимании этого слова, так часто сегодня сливаемых воедино. Между тем, очень скоро (после революций 1848 г., сопровождавшихся массовыми протестными выступлениями) стало ясно, что без той или иной формы соглашения с «опасными классами» либералам и все более активно воспринимавшим либеральные идеи европейским политическим структурам не обойтись. В результате, в конце XIX — начале XX вв. руководящие круги европейских государств инициировали проведение широкого набора социальных реформ, имевших своей целью интеграцию «опасных классов» в построенную по канонам либерализма социально-политическую систему. Теоретическое обоснование такого поворота в развитии доктрины либерализма дал Дж. С. Милль, дополнивший принципы чистого утилитаризма, на которых до сих пор строилось здание либерализма, «социальной» составляющей.

Таким образом, социальное государство изначально формировалось по принципу «от противного»: систему необходимо реформировать не потому, что она дозрела до реформы, а потому, что иначе ее стабильность оказывалась под угрозой. Именно этому правилу подчинялись все дальнейшие действия европейских правительств по совершенствованию институтов социального государства.

Ключевым событием здесь стала революция в России и формирование мировой коммунистической системы. Конкретно олицетворенная и постоянно нараставшая угроза политической гегемонии западного мира заставляла его лидеров играть на упреждение и гасить потенциальные очаги напряжения путем социального реформаторства. В результате этой политики в Европе к концу XX в. сложились высоко эффективные институты социального государства, дававшие возможность широким массам населения достойно жить в условиях существовавшей общественной структуры без необходимости регулярно поднимать вопрос о ее коренном демонтаже. В рамках капиталистической мирсистемы окончательно оформился консенсус, который Валлерстайн точно определил термином «либеральная геокультура».

Казалось, все слои западных обществ вписались в парадигму либерализма и в обмен на социальные выплаты приняли правила игры элит. Однако стабильность институтов социального государства обеспечивалась хрупким балансом общественно-политических сил в странах Европы. Бизнес был готов нести постоянно возраставшее бремя платежей в социальные кассы до тех пор, пока существовала реальная перспектива развития событий по гораздо более неблагоприятному для него сценарию и имелась олицетворенная альтернатива той системе, которая служила базисом для его доминирования. Поэтому совершенно не удивительно, что упадок «реального социализма» в СССР и странах Восточной Европы, а также последовавший за этим крах мощных коммунистических партий на Западе, повлекли за собой изменение отношения крупного бизнеса к самой системе социального обеспечения, которая все чаще воспринималась как неоправданно дорогая обуза. Государство, некогда игравшее ключевую роль в формировании основ системы социального страхования, с 1980-х гг. все чаще воздерживалось от активного вмешательства в социально-экономическую сферу, как того и требовали положения вошедшей в моду доктрины неолиберализма. Начался процесс ползучего демонтажа структуры, обеспечивавшей миллионам людей уверенность в завтрашнем дне. Он шел под лозунгами сокращения издержек бизнеса, стимулирования трудовой мотивации и поощрения личной инициативы.

Однако имеет ли это отношение к реальному положению дел?

Что на самом деле стоит за четко наметившейся тенденцией свертывания ряда институтов социального государства в Западной Европе. Эти вопросы нетривиальны. Попытаемся ответить на них, анализируя ситуацию в европейском государстве с наиболее развитой системой социального обеспечения — во Франции.

К началу 1980-х гг. степень социальной защищенности французов достигла наивысшего уровня. Разветвленная инфраструктура медицинского страхования, пособия по безработице и эффективная пенсионная система гарантировали им достойный уровень жизни даже в самых неблагоприятных обстоятельствах. Бюджет системы соцстраха традиционно складывался из трех составляющих: отчисления работодателей, отчисления работников и прямые дотации государства. Экономическое благополучие «славного тридцатилетия» (1950–1970-е гг.) давало возможность поддерживать финансирование системы на достаточном уровне. Однако с середины 1980-х гг. государство взяло курс на ее ограничение.

Процесс шел по двум направлениям. С одной стороны, стали ужесточаться условия выплаты социальных пособий. В 1984 г. патронат одержал первую победу над государством и профсоюзами в вопросе о пособиях по безработице. Реформа 1984 г. фактически позволила предпринимателям отказаться от отчислений в пользу безработных, не имеющих достаточного стажа. С 1988 г. получение пособия по безработице стало увязываться с согласием безработного выполнять любую предложенную биржей труда работу в независимости от ее профиля. В 1993 г. началось до сих пор не завершившееся наступление на французскую пенсионную систему. В качестве предлога для ее осуществления назывались негативные последствия современных демографических процессов (сокращение количества трудоспособного населения в результате старения). При этом стремление французского правительства увеличить пенсионный возраст слабо согласовывалось с проводимой в течение долгого времени политикой благоприятствования трудовой иммиграции. Несмотря на большой приток трудоспособного населения из стран Азии и Африки, а также в целом не столь плачевную ситуацию с демографией, как в других европейских странах, руководство Франции дважды (в 1995 и в 2003 гг.) инициировало проведение пенсионной реформы, в результате которой верхняя планка трудового стажа, необходимого для выхода на пенсию, была поднята с 37 до 40 лет с перспективной дальнейшего изменения в сторону повышения.

Параллельно был взят курс на изыскание дополнительных источников для финансирования касс социального страхования. В 1987 г. государство резко сократило финансирование медицинского страхования. Тогда французский министр по вопросам социального обеспечения Ф. Сеген с гордостью заявил: «Нам удалось сломать начавшуюся 20 лет назад порочную практику сползания к полной бесплатности медицинских услуг». Компенсация затрат пациентов на лекарства из касс соцстраха сократилась на 7% за 1987 г. Одновременно, бизнес поднял вопрос о снижении взимаемых с него отчислений в социальные кассы, объясняя необходимость такой меры своей финансовой перегруженностью.

Государство пошло навстречу патронату. Отчисления в кассы соцстраха начали сокращаться как в абсолютном, так и в относительном значении, что не замедлило сказаться на прибыльности предприятий реального сектора. Речь шла как о взносах, вносимых предпринимателями, так и о взносах работников, однако говорить о паритетном перераспределении финансовой нагрузки между социальными партнерами не приходилось.
Во-первых, платежи работодателей и работников, в конечном счете, все равно рассматриваются бизнесом как собственные издержки, т. к. в обоих случаях они выплачиваются из дохода предприятия, и их увеличение влечет за собой сокращение его прибыли. Во-вторых, сокращение поступлений в кассы соцстраха со стороны патроната компенсировалось одновременным увеличением прямых государственных дотаций с введением дополнительных налогов на население. В 1990 г. был учрежден так называемый всеобщий социальный взнос (Cotisation Sociale Generale — ССЖ) — налог на все виды доходов трудоспособных граждан Франции. База его исчисления составила 95% от суммы доходов, однако в последние годы наметилась тенденция к ее увеличению, а также поднятию самой ставки налога, первоначально составлявшей 1,1%. На финансирование соцстраха направлялась часть поступлений через косвенные налоги, размер которых также рос: в 1993 г. акциз на крепкий алкоголь вырос на 16%.

Общее направление эволюции системы финансирования соцстраха во Франции очевидно. Речь идет о фактическом освобождении бизнеса от нагрузки социальных отчислений и увеличении доли государственных затрат. При этом растущие госрасходы компенсируются через увеличение прямых и косвенных налогов. Таким образом, бремя социальных расходов перекладывается на население. Бизнес при этом остается в весьма выигрышном положении, хотя старая риторика сохраняется. Патронат не перестает говорить о своей перегруженности отчислениями в кассы соцстраха. В качестве обоснования приводятся цифры, показывающие, что с 1970 по 2002 гг. объем выплат патроната в социальные кассы вырос с 9,1 до 11,1% ВВП. Однако ВВП Франции за этот же период почти удвоился, причем предприятия реального сектора выросли на 15%, а их прибыли — на 22,4%. На этом фоне рост социальных затрат патроната на 2% представляется совершенно незначительным.

Экономически перекладывание расходов на поддержание системы социального страхования с плеч патроната на плечи населения слабо обосновано. Чем же оно в таком случае вызвано?
Ответ прозаичен: бизнес стремится к максимальному увеличению своей прибыли за счет уменьшения социальной нагрузки. Было бы странно предполагать, что он на это не пойдет в тех условиях, когда к этому имеются все предпосылки: общее ослабление левых сил, традиционно стоящих на страже социальных завоеваний, и торжество неолиберализма, вновь реанимировавшего доктрину равных прав и возможностей.

Общий тренд эпохи неолиберального ренессанса очевиден при сравнении доли прибыли и заработной платы в прибавочной стоимости, производимой предприятиями реального сектора Франции. Путем ужесточения условий получения пособий по безработице, поднятия пенсионного возраста и ведения либеральной иммиграционной политики формируется повышенная конкуренция на рынке труда и искусственно занижается уровень заработной платы. Одновременно, уменьшение размера социальных отчислений способствовало наиболее существенному за предыдущие десятилетия росту прибылей бизнеса.

Последние предложения французского правительства по дальнейшему повышению пенсионного возраста и изменению трудового законодательства (принятый в 2006 г. закон «О первом трудовом контракте») преследуют всю ту же цель — переход от созданного во второй половине XX в. «государства благоденствия» к новой модели, которая предполагает минимальное участие бизнеса в системе соцстраха, бремя расходов на которую все в большей степени ложится на самих работников. Этот крупнейший за последние десятилетия социальный эксперимент — не что иное, как пересмотр «либерального консенсуса», достигнутого в середине XIX в. В случае его успеха Европа откатится на 150 лет назад, и реалии дикого капитализма, описанные Марксом, окажутся прозой дня. В случае же своего провала он может уже сегодня спровоцировать огромной силы протестные настроения, которые в купе с клубком других неразрешимых противоречий, вновь превратят Старый Свет в арену разрушительных социальных столкновений с непредсказуемым исходом. В любом случае, часы существования либерального государства, сложившегося в начале XX в., по всей видимости, сочтены.


Источник: "Центр проблемного анализа "