Лента: Общество

В России не прекращаются дискуссии о новых веяниях в государственной политике охраны детства. Есть ли у ребенка права? Может ли кто-то, даже государство, вмешиваться в дела семьи? Свою точку зрения нам изложил директор РОО "Право ребенка" Борис АЛЬТШУЛЕР

Борис Львович АЛЬТШУЛЕР родился в 1939 году в Москве. В 1962 году окончил физический факультет МГУ. Кандидат физико-математических наук, старший научный сотрудник Физического института РАН. С начала 1970-х гг. в правозащитном движении. С 1992 года также работает в Российском Центре по правам человека. В 1996 году создал в этом центре группу по правам ребенка, в 1998 году зарегистрировал ее. С тех пор руководитель http://pravorebenka.narod.ru/ РОО "Право ребенка".

Суд постановил – кровь перелить!

– Борис Львович, "права ребенка" – не такое уж старое понятие...

– Да, Международная конвенция о правах ребенка принята только в 1989 году, Российская Федерация ее ратифицировала в 1990-м. А до этого как бы жестоко родители ни "воспитывали" своих детей, никто не имел законного права вмешаться. Но ведь ребенок – не собственность, не вещь, а человек. Естественно, до поры до времени он не полностью дееспособен, поэтому ему необходим законный представитель. А что делать, если законный представитель сам наносит вред ребенку? До 1989 года этот вопрос в мировом правовом поле не был решен. Хотя первый процесс по делу издевательства родителей над ребенком состоялся в Англии еще в конце XIX века. Все окружающие свидетельствовали о жестокости родителей, но к суду их привлекли по закону о противодействии насилию в отношении животных, поскольку о детях тогдашнее английское законодательство в этом плане ничего не говорило. А суд ведь может руководствоваться только законами. И на этом судебном процессе ребенок фигурировал в качестве "маленького животного"! С тех пор и началось в Европе общественное движение в защиту детей, но еще почти 100 лет прошло, прежде чем эти права закрепили законодательно.

– Многие боятся, что под предлогом защиты прав ребенка могут быть нарушены права семьи на самобытность. Ведь границы нормы определить трудно. Убежденные вегетарианцы и своим детям мяса не дают. Иудеи и мусульмане делают мальчикам обрезание. Верующие всех конфессий воспитывают в своей вере детей. При желании все это тоже можно назвать насилием над детьми, нарушением их прав.

– Любую идею можно довести до абсурда. Еще никто не доказал, что вегетарианство вредно для здоровья. Обрезание мальчиков тоже не угрожает их здоровью. А вот обрезание девочек, практикующееся в некоторых мусульманских странах, вредит здоровью, поэтому в странах Европы пришлось принять специальные законы, запрещающие этот обряд в семьях эмигрантов-мусульман. Но само собой разумеется, что до 18 лет, пока ребенок не полностью дееспособен, он подчиняется традициям семьи. В том числе культурным, религиозным. Став взрослым, уже делает собственный выбор и либо продолжает следовать этим традициям, либо отказывается от них. Если это не угрожает здоровью ребенка, не препятствуют его учебе, социализации, никто не вправе запретить родителям воспитывать ребенка в семейных традициях.

Сложнее, когда, например, ребенку нужно для спасения жизни сделать переливание крови, а родители по религиозным убеждениям против. Я не готов ответить за врача, как поступить. Если мама подпишет официальное заявление, что она против такого вмешательства, врач не несет уголовной ответственности, но будет ли спокойна его совесть? Конечно, он может пренебречь запретом матери и сделать все возможное для спасения ребенка. Но если спасти все же не удастся, есть опасность, что родители во всем обвинят врача, и он сядет. Судиться же с родителями, пытаясь ограничить их в правах, когда счет идет на дни или даже часы, просто некогда.

В "Известиях" от 28.10.2009 опубликована статья "Судья и прокурор спасли девочку от смерти", ясно показывающая всю сложность таких ситуаций. Если кратко: 12-летнюю Юлю могло спасти только переливание крови, а родители – неофиты "Свидетелей Иеговы" – категорически запретили это делать, и врачи не имели права ослушаться. К счастью, дело было в будний день, и медики молодцы – главврач тут же обратился в прокуратуру, а та, не мешкая – в суд. И суд в тот же день вынес решение удовлетворить ходатайство прокуратуры. Переливание крови сделали, девочка осталась жива. Но такие крайние, до абсурда доходящие ситуации, к счастью, все-таки редки.

– Многие звезды спорта и балета, великие музыканты признаются, что детства у них не было. А сколько таких же лишенных детства не стали звездами? И даже те дети, у родителей которых нет идеи-фикс вырастить звезду, не всегда охотно посещают секции и кружки. Почему это насилие над детьми не считается нарушением их прав?

– Дать ребенку образование и воспитание, укрепить его здоровье – прямая обязанность родителей. Конечно, возможны перегибы, особенно при желании вырастить звезду. И родители могут не угадать склонностей и интересов ребенка, отдать его в секцию или кружок, в которых ему заведомо будет трудно и неинтересно. Никто не застрахован от ошибок. Но сама по себе такая ошибка – не преступление, тут скорее нужно не вмешательство "карающего" государства в лице органа опеки и попечительства, а помощь психологов и педагогов. Умные родители сами почувствуют, что занятия идут их ребенку скорее во вред, чем на пользу, и в большей степени будут следовать его естественным интересам и склонностям. Но и с таким либерализмом тоже возможны перегибы. И это жизнь. Надо рассматривать каждую конкретную ситуацию.

Кто пожалеет опеку?

– В интернете есть целые сообщества, рассказывающие о произволе органов опеки и попечительства, люди их боятся, хотя, казалось бы, эти органы созданы для помощи и детям и родителям.

– Проблема нынешних органов опеки и попечительства в том, что они не приспособлены в чем бы то ни было разбираться, вникать в ситуацию, просто поговорить для начала; так как это могут сделать профессионалы – психологи или социальные работники. Нет в органах опеки и попечительства таких специалистов, потому что согласно законодательству это органы управленческие, правоустанавливающие, принимающие решения. Поэтому их и боятся. Обратится приемная мама, у которой возникли проблемы с недавно взятым в семью ребенком-сиротой, в орган опеки и попечительства, а там скажут: "Раз не справляешься, ребенка отбираем". Они ведь имеют право это сделать. А профессиональных служб, работающих "в связке" с органами опеки и попечительства, куда люди могли бы обращаться за профессиональной помощью и советом и которые способны именно работать с проблемными ситуациями, у нас нет.

Социальное сопровождение семьи во всем мире осуществляется исключительно на добровольной основе. Вот лишить "плохих" родителей родительских прав в интересах ребенка можно насильно – судебным решением, а вмешиваться в жизнь семьи, даже ради ее спасения, можно только с согласия родителей. Социальный патронат предполагает, что ребенка не забирают из семьи, но семья находится под социальным колпаком, с ней работают; значит, нужен добровольно заключаемый с родителями договор. Например, родителям-наркоманам предлагают подписать реабилитационную программу и исполнять ее. И только если родители отказываются, ребенка забирают. В странах Европы исполнительная власть предлагает им выбор. В России власть в лице органов опеки и попечительства ничего предложить не может, она может только забрать ребенка или закрыть глаза на ситуацию в семье. В таком социально-правовом абсурде мы живем десятилетиями.

Замечательное самое известное исключение из этого правила – московский детский дом № 19 "Центр патронатного воспитания", который в течение ряда лет по договорам был такой "уполномоченной службой" органов опеки и попечительства районов Центрального административного округа Москвы. Строго в соответствии с законом города Москвы. Его директор

Мария Феликсовна Терновская – пионер развития патроната в России – создала замечательный коллектив, за 10 лет этот опыт был распространен в 42 регионах России. И детей (самых тяжелых инвалидов, ВИЧ-инфицированных и т.п.) они устраивали в профессионально сопровождаемые патронатные семьи, и был резерв уже заранее подготовленных патронатных воспитателей, готовых принять в семью ребенка, хотя бы временно, и при поступлении информации о неблагополучии в семье сотрудники органов опеки и попечительства всегда могли снять трубку, позвонить, обратиться: "Мария Феликсовна, есть проблемы в семье, но не хочется пока отбирать ребеночка. Можете ли вы поработать с семьей в порядке социального патроната?". И работали, и спасали ребенка от сиротства.

Но все это кончилось с принятием весной 2008 года нового закона "Об опеке и попечительстве" , в который понятие "патронат" внесено таким образом, что ничего не осталось от его содержания, поскольку профессиональная служба вообще исключена из предусмотренного законом договора о патронате. Все!

– Значит, у людей есть основания бояться органов опеки, и критика их работы справедлива? Тогда настораживает и такая официальная статистика: суды удовлетворяют 92-94 процента исков о лишении родительских прав.

– Правильно настораживает. Если бы все делалось, как, например, в Саратовской области... Там органы опеки не могут подать в суд иск о лишении родительских прав до того, как комиссия по делам несовершеннолетних не назначила программу реабилитации семьи, пока специалисты не поработали с семьей. И уж если ничего не получилось, то коллективно решают вопрос о подаче в суд на лишение. А в большинстве районов России это делается на автомате. Несколько лет назад нам позвонил соцработник одного из социальных приютов Москвы. Опека отобрала троих детей у мамы, подала документы на лишение родительских прав, а старший сын, 14 лет, сказал, что повесится, если маму лишат прав. Выяснилось, что пьяница-отец действительно терроризировал всю семью, поэтому, забирая детей, опека приняла правильное на тот момент решение. Но за прошедшие два месяца ситуация изменилась, отец попал в тюрьму, в квартире был сделан ремонт, а сотрудники органов опеки продолжали действовать по накатанной. Тогда удалось разрешить ситуацию: мы звонили в опеку, приходили вместе с ними на квартиру к матери, потом настояли на их переговорах с работниками приюта. Договорились, детей матери вернули. Сработал наш авторитет. Но отцу оставалось сидеть четыре месяца. Мы стали выяснять, кто будет отслеживать дальнейшую ситуацию в этой семье, и во всей Москве не нашли такого органа. Недавно опять мне рассказали про аналогичную ситуацию в другой семье.

Проще всего критиковать сотрудников органов опеки и попечительства – в большинстве своем несчастных, замотанных людей. У них столько обязанностей, важных и нужных, но, говоря спортивным языком, обязанностей тренерских, а полевых игроков нет. Не критиковать надо, а систему налаживать. 16 марта этого года президент РФ Дмитрий Анатольевич Медведев сказал, что российской социальной системе еще надо научиться взаимодействовать с неблагополучными семьями. Сказал он также, что "нужна современная система защиты детства, сегодня такой системы в стране просто нет!".

– К вам часто обращаются с жалобами на работу органов опеки?

– Нечасто, но такие случаи есть. Недавно удалось, опять же благодаря авторитету нашей организации, помочь забрать в семью ребенка из интерната для тяжело умственно-отсталых детей. Он сирота, инвалид – руки-ноги не работают, но работающие в этом интернате волонтеры обнаружили, что у него абсолютно нормальный мозг, то есть он как бы похоронен заживо в этом интернате. И нашли женщину, готовую взять его под опеку. Однако орган опеки и попечительства полгода не давал на это разрешения. Ну а когда позвонили нам, мы помогли решить проблему. Преступно держать ребенка с нормальным мозгом в таком интернате, но, как оказывается, очевидно это не всем.

Вред от латинских слов

– Особенно пугает людей ювенальная юстиция. Рассказывают, что в Европе она привела к массовому изъятию детей. Действительно ли есть такая опасность?

– На Западе работают мощные службы по защите прав детей. И некоторые подростки бывают отменными сволочами, используют эту систему защиты, чтобы расправиться со своими родителями. Сразу вокруг такого дела разворачивается бурная мировая шумиха. Хотя когда я заговорил на эту тему с одной американкой, она ответила, что мы бы в России, где ежегодно две тысячи детей гибнут от насилия собственных родителей, лучше бы молчали. Глава Следственного комитета прокуратуры Александр Бастрыкин на Слушаниях в Общественной палате РФ 28 января этого года говорил: "Волосы становятся дыбом от того, что творится в российских семьях. И никому не интересно, что там творится". И детей в массовом порядке отбирают у родителей не на Западе, а у нас – 115 тысяч новых сирот выявлено в 2008 году, и так каждый год. Ювенальной юстиции нет, а настоящая "фабрика сиротства" работает на полную мощность. И есть люди (их немало в системе государственного призрения сирот), которые хорошо живут, хорошо наживаются на детской беде. Но при чем здесь вообще ювенальная юстиция? И к этим гнусным и грязным процессам детей против собственных родителей она тоже никакого отношения не имеет. Ювенальная юстиция – это наличие в судебной системе специальных, отдельных судов для несовершеннолетних, совершивших подсудное преступление или правонарушение. И суть такой специализации в том, чтобы учитывать, что это все-таки ребенок, чтобы характер судебного процесса был в большей мере реабилитирующий, чем карательный. Там, где такая система есть (например, у нас в Ростовской области), детская преступность, а, главное, ее рецидив резко сокращаются. Почему? Потому что ювенальный суд своими частными определениями в адрес разных местных властей заставляет их с этим подростком работать, ограждать его от улицы, заняться его далеко не всегда социально-благополучными родителями, помочь ему в образовании. А сейчас обычно как получается: назначил суд подростку меру наказания, не связанную с лишением свободы, и возвращается он в ту же среду, к тем же дружкам и, конечно, вскоре совершает новое преступление, как правило, еще более страшное. И получает немалый срок, и жизнь сломана. Вот так мы и живем – без ювенальной юстиции. Поэтому на учреждении ювенальной юстиции настаивает и Конвенция о правах ребенка и Комитет ООН по правам ребенка. Понимаю это и руководители нашего государства. 9 июня Президент России дал Поручение № 1470 "О согласовании вопроса создания в Российской Федерации судов, осуществляющих правосудие в отношении несовершеннолетних".

По правде говоря, я думаю, что если бы это нововведение называлось не "басурманскими" латинскими словами, а просто по-русски (например, специализированные суды для несовершеннолетних), то не было бы в обществе никаких споров и конфликтов по этому поводу. А западные словечки "ювенальная", "юстиция" напугали "патриотов".


Беседовал Леонид ВИНОГРАДОВ
Источник: "Милосердие. Ру"


См. также на эту тему:

– "Российская семья и ювенальная юстиция"
– "Еще раз о ювенальной юстиции"