Лента: Общество

Сретенье — значит встреча

Рядом с нашим храмом, всего в пятистах метрах, находится воспитательная колония для подростков. В ней сидят 250 мальчишек, которым захотелось взять то, что им не принадлежит, но что повсюду рекламируется, что выдается за образец настоящей жизни: красивые машины, дома, наряды, украшения, еда и напитки. Наша до недавних пор старомодная жизнь наполнилась новым, криминальным содержанием. Теперь в героях бандиты, мафиози, ловкачи, женщины легкого поведения. Красиво живут те, кто живет без совести. Страшные цифры сегодняшней статистики говорят о многом. По официальным данным, ежегодно в России пропадает бесследно 30 тыс. детей и подростков. По оценке МВД, в стране насчитывается от 500 тыс. до 2,5 млн беспризорников. Ежегодно 2 тыс. детей и подростков кончают жизнь самоубийством, 2 млн детей неграмотные.

Воспитательная колония расположена на территории бывшего Покровского женского монастыря, который был закрыт в 20–е годы большевиками. Большевики боролись за свободу. В частности — за свободу от религиозных предрассудков. В частности — за освобождение тех, кто добровольно жил в монастыре.С 1992 года посещая колонию и работая с воспитанниками после их освобождения, мы пришли к выводу: надо делать все возможное, чтобы они не оказались там опять, а «трудные» ребята с ардатовских улиц вовсе бы туда не попадали. Негативный опыт въедается в мозг и сердце, проникает в клетки и кровь, живет в подсознании и навязчивых снах. Даже создав семью, молодой человек еще долго будет ощущать тяжесть «напрасно прожитых лет» и сердце его будет стучать в такт марширующим по колонскому плацу ногам. Поэтому мы еще в 1996 году стали думать о создании организации, которая смогла бы осуществлять профилактические программы по работе с трудными и уличными детьми и подростками хотя бы в Ардатове.

В 1997 году такая организация была создана и называется «Сретенье», что означает «Встреча».Воспитанники из колонии, которые работали на восстановлении храма, после освобождения приходили поблагодарить, поставить свечку. Некоторые просились остаться, поскольку возвращаться было некуда или возвращение домой означало тот же самый порочный круг, откуда исход был один — в колонию. Но и нам негде было их принять. Кого-то брали к себе пожить все те же прихожанки-бабушки, кто-то ночь-другую коротал в сторожке. Но это не решало проблем. Тогда и появилась мысль создать что-то вроде приюта, временного пристанища для сирых и бездомных.Спустя какое-то время нашлись люди, давшие деньги на приобретение благоустроенного дома в Медицинском переулке рядом с районной больницей. Правда, жители переулка, узнав, кто будет жить в этом доме, возроптали и стали писать письма в инстанции. Они были категорически против соседства с бывшими преступниками. Долго пришлось убеждать не делать поспешных выводов, не препятствовать в оказании помощи несчастным. Но время лечит и не такие язвы.

Прошел год, и жители соседних домов убедились, что ни жизни, ни имуществу ничто не грозит, что детей своих они могут отпускать гулять, не опасаясь за их здоровье и нравственность.Первыми поселенцами стали трое бывших воспитанников из Ардатовской колонии, а их воспитателем — Борис Зыков из Санкт-Петербурга. Его благословил на это отец Александр Степанов, возглавляющий братство святой Анастасии Узорешительницы и имеющий многолетнюю практику работы во взрослых и подростковых колониях.К сожалению, первый опыт был не совсем удачен. Мы пришли к печальному выводу, что даже небольшое число бывших воспитанников колонии, собранные в одном, пусть даже самом благоустроенном месте, — это мини-колония со всеми своими неписаными законами и асоциальными отношениями. Борису Зыкову пришлось очень непросто. Подопечные не хотели слушаться, отказывались мыть посуду, не выполняли простейших правил гигиены. Первое время Борис мужественно и смиренно, как герой древнего патерика, пытался все делать сам: мыл посуду и пол, стирал белье, выносил мусор, готовил еду. Однако это не устыдило живущих с ним подростков. Издевки и насмешки были ответом на его усердие. Более того, подростки стали требовать, чтобы Борис прислуживал им, стали угрожать. Пришлось одного отправить по месту его прежнего жительства, а другого на курсы в Нижний Новгород, чтобы рассредоточить неуправляемое население Центра.

Запустение

Мы переживаем кризис сознания. Рушатся миры, которые человечество на протяжении тысяч лет с разной степенью успеха пытается создать. Речь идет о консервативных традициях и взглядах, скажем, на детей как на драгоценный дар. На детство как на период самый светлый и продуктивный в жизни. Рушатся хрустальные замки. Рушатся сказки, в которых неизменно побеждает добро, а зло бывает наказано. Рушится культура базовых ценностей. Никого и ничего не жаль. Не остается опоры на память, на мораль, на табу.

С поразительными парадоксами сталкиваемся мы все чаще и чаще. Оказывается, мало хотеть помочь человеку. Мало иметь такую возможность. Надо, чтобы человек эту помощь мог получить с пользой для себя. Именно с пользой, потому что и помощь в наше безумное время можно обратить во вред себе и во вред дающему.

Иван Жилин несколько раз приходил к нашему храму и просил помочь ему с работой, едой, одеждой и обувью. Осень. Холодный ветер. То и дело идет дождь. А на ногах у него разбитые кроссовки, на плечах — старый пиджак. Освободился месяца три назад и скитается, бедолага, ни кола ни двора. На вид еще крепкий. В глазах — ум. Хорошо, Иван, найдем тебе работу, найдем жилье. Приходи утром, а сейчас вот тебе новые ботинки из помощи, свитер, куртка. Пришел Иван, не обманул. Пристроили подсобником в столярку, нашли в деревне избушку, в которой жил одинокий мужик. Дали старенькую кровать, матрац, одеяло. Проработал Иван день, пообедал, поужинал, пошел отдыхать. А наутро хозяин не обнаружил алюминиевой посуды на кухне, да и у соседей в сараях и банях пропало все, что хоть отдаленно походило на цветной металл.Раньше в годины бед и испытаний на Руси народ накладывал на себя пост, каялся в грехах, молился, старался забыть свои шкурные интересы. Сможем ли мы сейчас забыть себя и увидеть ближнего, который скорбит и страдает. Сможем ли увидеть бездомных детей на улицах наших городов, разрушенные заводы и фермы, поросшие бурьяном поля, девчонок, продающих себя вдоль российских дорог, мальчишек за колючей проволокой.

На сегодняшний день в нашем Центре реабилитации 15 подростков, в воспитательной колонии требуют заботы около 250. Кроме этого, на нашем попечении находится три бедствующие семьи. Ситуация в стране не улучшается. Жертвы преступности ежегодно исчисляются миллионами. На Россию накатывается вал наркомании. Ардатов находится в центре страны, всего в 430 километрах от Москвы. И в то же время это глубинка. Жизнь в Ардатове и районе — отражение тех процессов, которые идут от Смоленска до Владивостока. И сюда уже докатились наркотики. Школа теряет или уже потеряла свой авторитет, учителя получают крошечную зарплату и вынуждены подрабатывать, держать скотину, тратить силы и время на приусадебном участке. Коммунальная служба разваливается, все чаще аварии водопровода, канализации, все чаще отключения света. При этом масса людей спивается, но работать не желает. Они побираются, клянчат деньги у храма, показывают свою дырявую обувь, но стоит им предложить работу, как они исчезают, бормоча проклятья.

Мы пытаемся помочь мальчишкам, которым еще жить да жить. Мы учим их, одеваем, даем возможность заработать, отправляем в армию и ждем из армии, как своих детей. Много неудач и разочарований.В нашем Центре появился инвалид — Саша Муравьев. На костылях. Ему 17 лет. Жил без отца и матери в Нижнем Новгороде. Мать умерла четыре года назад. Отец (ему сорок лет) законченный алкоголик. Живет в каком-то заброшенном доме на окраине города. Саша собирал милостыню на паперти храма, жил среди нищих и попрошаек. До сих пор не можем отучить его от матерной брани, хотя стал много сдержанней, не кричит и не бросается с костылем на ребят, когда ему что-то не по нраву. Мальчишки дали ему кличку «боксер», потому что без костылей он ходит с большим трудом и переваливается с боку на бок, как уточка или боксер на ринге. Целый месяц Саша обучался в компьютерном клубе на курсах пользователей персонального компьютера. Даже дали диплом. Но не потому, что хорошо сдал экзамены, а потому, что экзаменаторы просто не могли поставить ему двойку. Рука не поднялась. Хотя я слышал, что он даже алфавит знает нетвердо. Надо будет кому-нибудь из ребят поручить позаниматься с ним элементарным русским языком. Позже, может быть, отдадим его подмастерьем к сапожнику. И через какое-то время будем вынуждены с ним расстаться. У нас не интернат для инвалидов и на пожизненный пансион мы взять его не можем. Хотя жалко мальчишку. Сидит целыми днями в трапезной, чистит картошку, пишет письма неизвестно кому и куда (мы знаем, что ни родных, ни друзей у него нет), от посильной работы не отказывается: снег в храме убирает, дрова для сторожки пилит и колет. Не представляем, как будем с ним расставаться.

К нам в Центр реабилитации ребята попадают неожиданными и замысловатыми путями. Судьбы их изломаны и страшны, начинены событиями такой силы, что измерять их можно в тротиловом эквиваленте. Они все разные. Но одно их объединяет. Им всем с детства не хватало любви. А потом уже игрушек, сладостей, калорийной пищи, красивой одежды.Ощущение вселенской несправедливости, как смог, висит над каждым рабочим кварталом, над каждой умирающей деревушкой. За истекшие годы многими утрачена вера в справедливость власти, в нравственность государства, та вера, с которой жили поколения советских людей, а с нею — смысл жизни и смерти. При этом вера в Христа Спасителя лишь тронула сердца, не изменив стереотипы, не коснувшись быта, оставаясь последним и тайным убежищем растерянного человека. А в видимой реальности мы притерпелись к окружающей нас мерзости беззакония, мы сами включились в гонку за богатством, славой, комфортом в той мере, которая нам доступна, и не понимаем, что идем не за путеводным Светом Звезды Вифлеема, а за болотными огнями наваждений. Самое печальное в том, что, перефразируя булгаковского героя, мы не понимаем, что нищета не в кошельках, а в душах. Сегодня миллионы детей не учатся и бродяжничают. Сегодня пьянство и наркомания выкашивают народ, как пулеметы вражеских карательных отрядов. Сегодня молчат все, даже церковь, о том, что власть, которая не препятствует вымиранию населения по миллиону в год, в лучшем случае безнравственна, а в худшем — преступна.

Еще Владимир Соловьев в свое время говорил, что государство существует не для того, чтобы устроить рай на земле, а для того, чтобы на земле не было ада. И с этой задачей-минимум наше государство не справляется.Коля Колов года два назад уже жил у нас. К нам тогда попал из Нижегородского интерната для детей с психическими отклонениями. Мать — пьяница, два старших брата по очереди садятся в тюрьму, сестра вышла замуж за наркомана. Все живут в трехкомнатной квартире, стабильно пьют, не брезгуют наркотиками.Первый раз Коля жил у нас более полугода, потом решил вернуться в Нижний Новгород. Устроился на работу в мелкую частную мастерскую по переработке пластмассы. Работал, снимал жилье, не пил, с родственниками не общался. Мать нашла себе мужчину, переехала жить к нему, одного брата посадили, сестра уехала с мужем в деревню поправлять здоровье. Коля перебрался в трехкомнатную квартиру и стал жить со вторым братом, который время от времени воровал у него деньги и пропивал с собутыльниками.Потом Коля познакомился с молодой женщиной, у которой был ребенок. Мать вернулась, освободился брат. Женщина с ребенком поселилась у них. Коля стал выпивать. Пошли скандалы. Недавно пьяная мать выбросилась с балкона и погибла. Коля неделю пил с горя, поссорился с сожительницей, избил соседа, а тот вызвал милицию. Коля успел сбежать в Ардатов и от знакомого позвонил нам. Теперь работает скотником в деревне Обход, где находится подсобное хозяйство Центра реабилитации, и мечтает найти здесь жилье для себя и невенчанной жены с ребенком. Правда, та ни разу не ответила на его письма, а сотовый телефон молчит.

В искаженном сознании современного человека перемешалось все: наука и религия, знания и сила, старые приметы и новая эра, богатство и бедность, низкое и высокое, красивое и уродливое, правда и ложь. Кажется, не за что ухватиться, не на что опереться. Нет ориентиров. Только собственные ощущения, свои чувства. Физиология — вот уровень, на котором все надежно. Вывод кажется бесспорным, но он — не человеческий. Этот вывод нужен тому, кто ненавидит в человеке человеческое.В колонии есть молитвенная комната. Дежурным быть вызвался Колосков Алексей. Верткий и уклончивый парень. Все время пытался помочь в мелочах: покрасить плинтуса, почистить подсвечники, составить списки тех, о ком молиться на службе, на полке книги расставлял по порядку, крестики и пояса с 90-м псалмом раздавал. Просил колечко с молитвой и взять его после освобождения в наш Центр реабилитации. И вдруг нас приглашает Ганин — старший оперативник колонии. Неприятное сообщение. Колосков пытался покончить с собой в молитвенной комнате. Скорее всего, разыгрывал театр перед служащими и своими авторитетами из отряда, но от этого не легче. Недавно освободился, в храм не зашел.

Конторщиков Костя — тоже уборщик в молитвенной комнате. Убийца. Убил мужика, который постоянно унижал и преследовал отца. Так рассказывал. Дали десять лет. Исполнилось 18. Теперь перевели, «подняли», как они говорят, во взрослую колонию.Ковалев Александр — еще один уборщик молитвенной комнаты. После Конторщикова он вызвался помогать. Тоже убийца. Убил человека, который еще в детстве, когда ему было едва ли семь лет, надругался над ним. Александр не мог ни забыть, ни простить. Тем более, что мужчина жил в их дворе и был частым собутыльником отца. Однажды по пьянке стал избивать отца в их квартире. Александр схватил кухонный нож и вонзил в спину. Дали четыре с половиной года, поскольку болен эпилепсией. Месяца через три освобождается. Просится к нам.

В деревне два больших дома, принадлежащих Центру. Третий дом строится. При одном из домов столярная мастерская, где ребята учатся работать с деревом, приобретают специальность столяра-плотника. На огромном заднем дворе этого дома строится ангар для нашей техники (три трактора, навесные приспособления к ним, зерноуборочный комбайн, сортировка зерна, два грузовика) и хранилище для зерна. Надо сказать, что в настоящее время мы арендуем около 100 гектаров земли, на которой сажаем рожь, ячмень, картофель. Часть зерна перемалывается и идет на корм скотине, часть откладывается для посева весной, часть продается.Возле второго дома в прошлом году построен скотный двор, а в этом году к нему пристраиваются помещения для птичника. Обитатели скотного двора — три коровы, одиннадцать телок, четыре бычка, три свиноматки, хряк и от двадцати до сорока поросят. Понятно, что такое хозяйство способно прокормить не одного человека. Но оно требует изрядного труда. Вот наши подростки и трудятся там. Особенно летом. С наступлением учебного года почти все перебираются в Ардатовский дом, в деревне остаются двое-трое, а остальные по очереди в свободное время приезжают к ним помогать.

Один из основных принципов жизни в Центре — полная добровольность и желание жить по нехитрым законам: не ругаться матерно, не приводить в дом лиц противоположного пола, не распивать спиртные напитки, прилежно трудиться. Никто не должен жить за счет другого. Если человек не может преодолеть собственную лень, эгоизм, он рано или поздно покидает нас, так и не став своим.Еще одна деталь. Ребята, когда приходят к нам, особенно после колонии, воспринимают нас как привычное государственное воспитательное учреждение, где равнодушие администрации и попустительство воспитателей создают атмосферу полуподвальной вольницы. При этом каждый приходит с твердым убеждением, что его никуда и никто не выгонит, что мы у кого-то состоим на зарплате, а потому обязаны его содержать, ублажать и сытно питать, что мы ответственны перед кем-то, как обычно бывает, из вышестоящих начальников, что у нас план, что нас будут ругать, если кто-то вдруг у нас не уживется и если кого-то мы будем вынуждены отчислить. И только спустя время, иногда довольно продолжительное, они начинают понимать, что вход у нас, как и выход, вполне свободны. Что только их личная заинтересованность в собственной судьбе является основанием их пребывания у нас. Кто-то, конечно, не понимает и уходит. Но таких все-таки меньшинство.Некоторые принимают нас, пытающихся им помочь, за лохов, за безмозглых дойных коров, которых грех не подоить. Но довольно скоро понимают, что имеют дело не с хроническими больными, мечтающими кому-нибудь подставить шею, а с людьми, сознающими меру добра и строгости, разницу между свободой и вседозволенностью.


Молитва над пропастью

Самое главное — это знакомство наших подростков с молитвой, церковью, с таинствами. И пусть это не молитвенное усердие известных по житиям подвижников, но это молитва перед едой и после, это посты, пусть и с послаблениями, это посещение храма, добровольная исповедь, приобщение Святых Тайн, участие в крестных ходах вокруг храма и до Дивеева. Например, в этом году 31 июля на день преподобного Серафима Саровского все наши воспитанники, учащиеся воскресной школы, шли вместе с прихожанами в Дивеево. Практически все остались на ночную службу.Конечно, когда они приходят к нам, первоначальное соприкосновение с неведомым сакральным миром, с молитвой, иконами, крестным знамением повергает их в тихую оторопь. Некоторые начинают хохотать, увидев, как все перед едой встают, крестятся и поют «Отче наш». Но спустя неделю, месяц также привычно встают, крестятся и молятся. И я уверен, что слова молитвы, взгляд на иконы, участие в таинствах, пусть даже пока непонятных для них, производят перемены на самом глубоком уровне. И это, без сомнения, в свое время и на своем месте даст плоды.

У американского писателя Сэлинджера есть повесть «Над пропастью во ржи». Герой образно представляет себе детство как огромное поле ржи, в котором резвятся дети. Но это поле — на краю пропасти. И прóпасть за стеной спелой ржи не видать. Задача героя — поймать ребенка на краю пропасти, не дать ему упасть.Что такое прóпасть Это бесконечное число соблазнов и опасностей, подстерегающих ребенка, который только-только начинает жить и, конечно, не знает всех опасностей и ловушек, начиная с баловства со спичками и кончая коварством взрослых, для которых ребенок часто лишь удобное средство, а не существо с беззащитным сердцем. Его не остановят на краю пропасти, а, если будет выгодно, еще и подтолкнут.Ребенок не понимает, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Сами взрослые, которые должны учить этому, безнадежно запутались. Они сами сбились с пути, не зная, кого слушать и кому верить. Политику-шарлатану, прижившемуся на сцене юмористу или порочным артистам, рекламе дезодоранта или курсу доллара, прогнозу погоды или тому, что все зло на планете от терроризма.

Как можем, мы пытаемся помочь мальчишкам, которые оказываются в сфере нашего внимания. За прошедший год у нас в Центре побывало 54 человека. Кто-то остался жить и учиться. Кто-то летом заработал на обувь и одежду и вернулся в семью. Кого-то мы проводили в армию.В субботу в молитвенной комнате в колонии на исповеди был невзрачный худой подросток. Лет 17. Убил троих. В глаза не смотрит, только искоса следит за реакцией. Одного убил из-за пьяной мести. Двух других в гараже, когда с подельником зашли туда в поисках выпивки. Одного обухом топора, другого небольшой кувалдочкой. Перед этим накидывали на голову пиджак и били по голове. Вряд ли раскаивается, говорит, что особенно и не мучат воспоминания. Просто не думает об этом. До сих пор перед глазами его костистое, с впалыми щеками, лицо. Да как же поддаться такому тщедушному!По окраинам городов и поселков, деревень и железнодорожных станций идет страшный и стремительный процесс самоедства. Торопливо режут металл и сдают в утиль, разбирают постройки и вывозят кирпич, плиты, перемычки, доски, бревна — все, что можно и нельзя. И все это делается с молчаливого попустительства властей. Кромсают то, что недавно строили, что приносило кусок хлеба и было составляющей народного хозяйства. Сейчас ни народа, ни хозяйства. Как будто режут еще неостывшее тело. Каннибалы. Кто быстрее возьмет и дороже продаст. Главари взяли деньги и вещи, остальным оставили труп. Когда доедят труп, бросятся друг на друга.

Раньше, всего год-два назад, в нашей колонии сидели в основном мальчики-воришки, которые украли по шалости или бедности; теперь преобладают преступления тяжелые.Убийства, изнасилования, грабежи. Многие из осужденных подростков были брошены еще во младенчестве, часто не знали ни матери, ни отца, а только улицу с ее пороками и законами джунглей. Они были зачаты случайно, родились нежеланными, росли в лучшем случае без любви, а в худшем — в ненависти. Один мальчишка в колонии мне рассказывал, как летом сбежал из дома в деревне и жил в Нижнем Новгороде, как ночевал, где придется, был свидетелем и даже участником преступлений, грабил, пил, употреблял наркотики, участвовал в грязных делах. «Вы даже не представляете себе ночного города, — говорил он мне, — это какой-то Афганистан». Я понимаю его. Он имел в виду Афганистан не географический, а мистический, как место нескончаемой войны, насилия, мести, беззакония и отчаянных попыток выжить.Раньше в каждом дворе, при каждой школе был подростковый клуб. Теперь ничего этого нет. Но потребность подросткового возраста группироваться, собираться вместе осталась. Теперь они группируются стихийно в подвале, а выплеск негативной энергии происходит уже на улице. Запрета для них нет.

Все более растет число насильственных, жестоких правонарушений; 10–12 летние дети находят удовольствие в истязании своих жертв. Все чаще молодые матери в возрасте от 14 до 18 лет оставляют своих детей прямо в родильном доме или выбрасывают на улицу — в мусорные баки, на свалку, в речку. За последние годы в два раза выросло число родителей из самой неблагополучной категории — пьяницы, наркоманы, садисты, педофилы.К Святкам дети воскресной школы подготовили спектакль «Золушка» по Шварцу. Сценки с лесником и его женой, беседа с королем, бал во дворце. Показали нашим ребятам из Центра реабилитации, всем желающим детям и родителям в Ардатовской художественной школе (там большой холл, а зрительный зал Дома культуры, где обычно проходили спектакли, безнадежно закопчен сгоревшей еще осенью электропроводкой). Потом артисты были приглашены в воспитательную колонию, где молодые «невольники» топали, кричали и свистели в конце (знак высшего восторга).

Недавно к нам в храм позвонил и попросил помощи заведующий детским отделением районной больницы Николай Васильевич Левин. Он всегда любезно помогает нашим пацанам из Центра реабилитации, принимает их без очереди и даже во внерабочее время. Пришлось ехать в больницу. Мебель в отделении старая, отопление старое, еще советских времен. Ничего за эти годы не менялось. Николай Васильевич попросил помочь приобрести для игровой комнаты недорогой обогреватель. Во время разговора заглянули в палату. Внутри странного сооружения из двух перевернутых, обтянутых сеткой детских кроватей сидел мальчик лет пяти и бессмысленно смотрел перед собой. Врач рассказал, что недавно этого малыша привезли из ближайшего поселка, где он до четырех лет жил под кроватью в картонной коробке. Он не умел ходить. Мать — пьющая, разгульная женщина — родила сына больным, кормила редко, держала в коробке, часто оставляла одного. Он вырос больным, совершенно диким, не способным понимать человеческую речь. Назвали его Артем. В больнице научили ходить. Но куда ему идти, если он никогда не узнает, что такое Дорога. Иногда в бессилии опускаются руки, когда видишь безмерное количество тех, кого с большим трудом выучили ходить и кто бредет через рожь, не зная ни цели, ни страха, ни любви...

Вы помните сказку Андерсена «Девочка со спичками» Бедная девочка пыталась продать несколько коробков серных спичек, чтобы принести мачехе вырученные от продажи деньги. Но никто их не покупал. Люди даже не замечали ее в суете предновогодних приготовлений. А она шла босая по снегу и робко заглядывала в окна, где уже горели огни на елках. Девочка замерзла в какой-то подворотне, пытаясь согреть свои пальчики спичками. Перед смертью ей привиделась ее добрая умершая бабушка, которая взяла ее на небо, где праздник не кончается никогда. Миллионы детей в современной России походят на эту сиротку. А Россия походит на мачеху, еще более злую, чем в сказке. Она выгнала детей из дома, даже не дав им серных спичек.Нам с непреложной ясностью видится одно: если человек не поймет, что основой жизни его и общества является «нравственный закон внутри», о котором говорил Кант, если не ощутит главенство Закона Божьего над всеми прочими человеческими законами и нормативами, то сползание в пропасть небытия станет неизбежным и необратимым. Впрочем, уже сейчас вряд ли есть шанс остановить катастрофу. Что же делать Оставаться людьми, оставаться верными идеалам красоты и любви, творить добро и помнить, что смерти нет, что каждый получит то, что заслужил. Господь говорит: «В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир» (Ин. 16.33).


Михаил Резин
С сокращениями
Источник: "Отечественные записки"