Лента: Религия

Российская премьера фильма «Фауст», получившего главную награду 68-го Венецианского кинофестиваля, состоялась в конце недели в Санкт-Петербурге и Москве. Это последняя часть кинотетралогии режиссера Александра Сокурова о природе власти. Центральные персонажи первых трех картин – исторические личности: Адольф Гитлер («Молох», 1999), Владимир Ленин («Телец», 2000) и японский император Хирохито («Солнце», 2005). Как сформулировано в аннотации к фильму, символический образ Фауста завершает ряд великих «игроков», проигравших свои главные жизненные «партии». Картина, действие которой перенесено в XIX век, идет на немецком языке с закадровым голосом (переводом) Александра Сокурова.

О работе над сценарием к картине рассказал кинодраматург Юрий Арабов на пресс-конференции в РИА Новости.

«Это русский Фауст?» – таков был первый вопрос. На что Юрий Арабов заметил: «Я вот хочу сейчас встать и сказать: «Это русский, русский фильм», но я так не скажу, поскольку в основу сюжета положена европейская легенда, миф, который, естественно, интернациональный, пока в культуре есть деление на добро и зло. Может быть, наши дети доживут до культуры, в которой вообще не будет понятий добра и зла – я не знаю, что будет дальше, но пока есть эти понятия, «Фауст» всегда современен».

Он пояснил, что создавал сценарную концепцию о том, «как понятие сделки изменилось в наше время».

«Гётевская трагедия, как вы знаете, и, собственно, легенда о докторе Фаустусе – о соблазнении Мефистофилем книгочея, ученого, который дошел до сути вещей, а вещей не узнал. Мы же делали картину не об этом, а о том, что человек сегодня соблазняет беса. Как это ни прискорбно звучит, к бесу стоит длинная очередь, давка, и никто не знает, кто в этой очереди последний.

Мефистофель у нас – ростовщик, то есть человек, связанный с деньгами, и это вполне, как мне кажется, современно, и не только для России (я не знаю, что здесь особенно русского?). Хотя мы стараемся (в своем творчестве – ред.) объяснить страну, в которой мы родились, в которой мы живем и в которой мы умрем, конечно же», – сказал Ю. Арабов.

«Так вот, я делал сценарий о том, как человек соблазняет беса-менялу, как они входят в кооперацию, как на этом пути полностью теряется представление о долге и добре, – утверждал далее автор. – Мы можем позиционировать себя как гуманисты, можем позиционировать себя как православные, как иеговисты или кто угодно, а сердце наше пусто, там любви нет. Проблема в любви и в предательстве. На пути сделки человек предает понятие любви, долга. А что потом? А здесь начинается самое интересное».

По его словам, сценарий писался легко, потому что Сокуров обладает ценным качеством не вмешиваться в этот процесс: «Он просит: «Юра, нужно что-то вот такое». Я говорю: «Хорошо». А с финалом была проблема. Я переписывал его три или четыре раза, не помню точно. Поначалу в финале Фауст становился большим злодеем, чем Мефистофель. Я привлекал сюда кусок из «Фауста» Пушкина – если вы помните, есть такой отрывочек у Александра Сергеевича. Мне казалось, что это достаточно точно по замыслу, по сюжету, но Саша читал, жал плечами – не нравится. Нужно было что-то более острое. Что острое? Я Пушкина отвергнул, и написал, как Фауст избил Мефистофеля. Это уже было ближе, но Александр Николаевич Сокуров сказал: «Юра, ну ты понимаешь, мы же никогда с тобой не снимали жестокости, не снимали крови». Я говорю: «Саша, это же в какой-то степени даже благородный эпизод, когда зло падает под стопою человека. Ну не бойся, это аллегорически».

В итоге Сокуров снял «еще хуже – не просто избиение, а забрасывание гигантскими камнями этого несчастного беса, который стал по сравнению со злом, воплощенным в Фаусте, какой-то былинкой, каким-то несущественным персонажем на культурной сцене, на мифологической, космической сцене».

Посмотрев отснятый материал, Ю. Арабов сделал для себя открытие: «Я понял, в чем магия кино: в том, что никто не знает конечного результата. Если вам кто-то скажет, что сценарист знает конечный результат, или режиссер – мастер он или бездарность – никогда ничего не известно. Конечный результат слагается из усилий многих людей, покадрово возникает контекст.

Вдруг я увидел, что мы сделали картину о разрыве человека с метафизикой вообще. Для меня это была в какой-то степени новость, но вместе с тем исходящая из того, что было написано, что снималось, из каких-то глубинных неартикулированных желаний это показать. Ведь порывая с метафизикой вообще, мы порываем с сердцевиной того, что в нас есть. Не вам мне говорить, что человек не исчерпывается тем, что он ест, и тем, что он носит. И вот та сердцевина, которая в каждом из нас – ее невозможно переоценить, и существование ее есть нечто абсолютно мистическое».

Автор сценария «Фауста» в связи с этим вспоминал, как во время его учебы во ВГИКе философию ему преподавал Мераб Константинович Мамардашвили: «Он не любил рассуждать о мистических вещах, он был поклонник французской философии, Декарта, но почти на каждой лекции говорил одно и то же: безусловно, в человеке есть иррациональное звено, сердцевина, выводящая его в метафизику, анализировать которую просто нет инструментария, и непонятно, как ее анализировать».

Есть ли мораль у фильма? – прозвучал вопрос на пресс-конференции.

«Моя мораль любить всех, кто в этом зале, – попытался ответить Арабов. – Фауста любить трудно. А Мефистофеля любить – тут уже Оригенова ересь.

Картина наша жесткая, и жесткость ее отчасти – это такой суд. Я не знаю, имеем ли мы право на суд над кем-либо, но каждое произведение диктует само себя, выковывается из чего-то. «Детки, любите друг друга!» – говорил, будучи в преклонных летах, апостол Иоанн Богослов ученикам. Вот и вся мораль, отразилась ли она в фильме – не могу сказать».

Напоследок кинодраматург рассказал, что писал сценарий на русском белым стихом, пародируя перевод Пастернака, который очень любит. «А поскольку я человек шутливый, то пошутил очень много в тексте. Текст перевели на немецкий, где это, конечно же, ушло. А потом с «ушедшего» немецкого перевели на русский. Так что в некотором смысле я могу отвечать за треть слова, звучащего с экрана. Но я вполне могу отвечать за фабулу и сюжет – они остались неприкосновенными», – отметил он.

По мнению Арабова, такого отталкивающего Мефистофеля, как в их картине, еще не было, поскольку «за Мефистофелем в культуре закреплен некий романтический флер: черное перо, разные глаза. Такого как у нас я не помню. Что касается Фауста, мне кажется, он в фильме ближе к романтической традиции. А отец Фауста – существо приземленное и, может быть, поэтому более доброе, чем его сын».

Факт получения «Золотого льва» в Венеции Ю. Арабов не считает чем-то чрезвычайным: «Этот фильм ничего не меняет в нашей судьбе. Был шок от приза, который должен быть получен лет 20 назад. Я чувствую ответственность не перед гипотетическими миллионами зрителей, а перед несколькими тысячами или десятками тысяч людей, которые ценят то, что мы пытаемся делать и сказать. Я помню, как с фильмом Александра Прошкина «Чудо» приезжал в Рыбинск, год или два назад это было, весь город замерзший, как будто в Норильск я приехал, чуть не погиб по дороге. Это был январь, все заледенело. В дом культуры набилось людей чудовищное количество. И это все были учителя, врачи, инженеры. И я понял, что им даже не важен фильм, который мы сняли. А им важно, что с ними говорят искренне и как с людьми. Сколько зрителей таких, которым нужен искренний разговор, которые могут обойтись без коммерческого кино? Я тешу себя, что миллиончик наберется».


Ирина Стовбыра
Источник: "Благовест-Инфо"


Фильм "Фауст" выйдет в российский прокат 9 февраля.