Лента: Политика

Николай Алексеевич Косолапов – ведущий специалист в области Политической психологии и основатель этой отрасли знания в отечественной науке. Преподает в МГУ им. Ломоносова и МГИМО МИД РФ.

Как меняется международная среда, в которой осуществляется ядерное сдерживание; какие требования диктует эта среда по отношению к действенности и эффективности такого сдерживания, к его объектам, целям и задачам; как сочетается с ней логика идеи ядерного сдерживания?

Наиболее значимые для ядерного сдерживания перемены в мире (по сравнению с биполярной конфронтацией эпохи "холодной войны") произошли и продолжают аккумулироваться на трех взаимосвязанных уровнях: собственно ядерных вооружений и ядерного сдерживания; типа и характера миропорядка, фактически складывающегося после исчезновения биполярности; и морально-политических критериев, по которым в условиях этого миропорядка оценивались бы угроза и тем более факт применения ядерного оружия в целях сдерживания.

Любой из этих пунктов тянет на полновесную монографию (Арбатов А.Г. Оборонная и достаточная безопасность. М., 1990. Арбатов А.Г. Безопасность: российский выбор. М., 1999. Кокошин А.А. Ядерное сдерживание в XXI веке. М., 2003. Федоров Ю. Ядерный фактор в мировой политике XXI века // Pro et Contra, Осень 2002, том 7, № 4, с 57-71), поэтому я просто просуммирую перемены, которые мне представляются наиболее значимыми.
   
В сфере ядерных вооружений идет политическое наступление США на реальные или виртуальные ядерные потенциалы тех стран, которые имеют основания и политическую заинтересованность в создании и поддержании сдерживающего эффекта по отношению к США и их главным региональным союзникам.

Сегодня в число таких стран входят Россия, КНДР, Иран. Цель, видимо – не только свести такие потенциалы до минимума там, где они существуют и не допустить их создания там, где оно смотрится как вероятное, но не допустить и перетекания соответствующих технологий из России в мусульманский мир, а также создать политико-психологическую и международно-правовую основы для подхода в будущем к проблеме ядерного потенциала КНР.

При этом сами США активизируют работы по созданию малых ядерных боеприпасов и сохраняют свой стратегический потенциал в неприкосновенности, подкрепляя его созданием системы НПРО (национальной противоракетной обороны).

Тип возникающего глобального миропорядка описывается обычно как "иерархический, авторитарный, США-центричный". Правомерно добавить, что он еще "неинституционализированный, неформальный", т.е. три первых и определяющих его качества не закреплены ни в какой системе международно признанных институтов и договоров. Я его называю "глобализацией по понятиям": роль США принимается в нем мировым сообществом де-факто под осознанием возможностей этой страны, а нередко под прямым ее политико-дипломатическим и иным нажимом. США осуществляют по отношению к наиболее развитой части этого порядка "программирующее лидерство", стремясь свести на нет рудименты политического феномена "великих держав" (отсюда – их обращение к государствам-демосу в связи с операцией в Ираке).

Великие державы (кроме КНР, позиция которой сложнее) для сохранения их особого статуса в международных отношениях хотели бы закрепиться в роли государств-"бояр" или "-олигархов" при США (Великобритания делает это через ее "особые отношения" с США; Франция, ФРГ, Россия – умеренной демонстрацией их ""особых позиций" по отношению к конкретным аспектам политики Вашингтона) – одновременно все более прочно укореняя свое положение в ООН и ее Совете Безопасности через их предполагаемую реформу. Но порядок только формируется, и идущие с начала 1990-х годов процессы отражают логику его становления, а не уже признанный порядок и тем более не его рутинное функционирование.

Если и когда глобальный миропорядок оформится более четко и будет признан (решающим станет, видимо, слово КНР), производные от него изменения в морально-политических критериях легитимности применения ядерного оружия и угрозы им окажутся революционными. В международных отношениях – "диком поле", где все государства номинально суверенны, носитель подобного суверенитета вправе сам выбирать формы, средства и способы осуществления своей политики. В глобальном миропорядке мир становится целостен, и такое право должно перейти к его институциям международного регулирования и самоуправления, а де-факто скорее всего будет признано за государством-лидером.

В любом случае угроза оружием массового поражения будет в условиях глобального мира расцениваться как вызов всему "международному сообществу", требующий превентивных мер военно-полицейского характера (именно этот прецедент пытаются сейчас установить США на "материале" Ирака, Ирана и КНДР). Но создание подобного прецедента – тоже процесс, исход которого пока еще менее определенен, чем среднесрочные итоги и будущие перспективы международно-политической глобализации.

Обратимся теперь к логике идеи ядерного сдерживания. По сути, такое сдерживание есть не что иное, как угроза, а последняя действенна лишь при соблюдении трех необходимых и достаточных условий: наличии материальных, иных практических возможностей осуществить угрозу или реально подкрепить ее при необходимости; психологической готовности сдерживающего пойти на меры и действия по подкреплению и/или исполнению угрозы; вероятная реакция основной части международной среды на исполнение угрозы благоприятна для угрожающего или может быть им проигнорирована без серьезных для себя последствий.

На протяжении уже полувека ядерное сдерживание изображается и многими искренне воспринимается как "обеспечение мира": угроза возмездия удерживает-де вероятного агрессора от нападения. Применительно к ядерному сдерживанию эта формула ни разу не проверялась практикой; сомнительна она и в приложении к сдерживанию традиционными средствами (вся мощь Европы, СССР и США не удержала Гитлера). Обмен ядерными ударами сам по себе не решал бы исхода войны; он должен быть дополнен приходом солдата, а это технически до сих пор предельно сложно и дорого, если речь идет о территориях бывшего СССР/России и США.

Но гораздо важнее иное. Сдерживание может быть двух видов: "от чего" и "для чего". Первый – оборонительный ("не делай чего-то, а то…!"), второй – принуждающий ("делай, что говорят, а то…!"). По логике, оборонительное сдерживание нужнее слабому и пассивному; принуждающее – сильному и активному. При этом каждый вид сдерживания предъявляет свои требования к используемым техническим системам и политическим условиям его обеспечения.

Оборонительное сдерживание требует в военно-технической его части мощных недискриминирующих ударных сил для максимизации вероятного ущерба (а тем самым и сдерживающего эффекта); высокой защищенности этого потенциала (чтобы он был способен выдержать первый удар агрессора).

Оборонительное сдерживание влечет психологическую трудность перехода к применению ядерного оружия (наличие ядерного порога само по себе может иметь сдерживающий эффект – переход такого порога резко повышает вероятность использования всех прочих, а не только ядерных средств и технологий массового уничтожения). Легитимность применения ядерного оружия в целях обороны может быть оправдана при наличии свершившегося факта или высокая практической вероятности агрессии.

   Принуждающее сдерживание требует наличия военно-технических систем, приспособленных для нанесения первого или превентивного удара; защищенности "своих" систем от вероятного встречного им противодействия; высокой избирательности систем вооружений для получения желаемого военного, психологического, политического эффекта; возможности гибкого сочетания ядерных средств принуждения с иными, в том числе невоенными. Легитимность применения ядерных вооружений определяется в этом случае характером объекта и целей принуждения.

Оборонительное сдерживание зашло в тупик еще в 1980-е годы. В отношениях между СССР и США оборонительное ядерное сдерживание (если принимать тогдашние декларации сторон за чистую монету) уперлось в низкую вероятность удержания потенциального конфликта в ограниченных рамках (сомнения в осуществимости сценариев ограниченной ядерной войны); гипотезу "ядерной зимы", рождавшую сомнения в том, что какая-либо из сторон рискнет пойти на массированное применение ядерного оружия; и в то, что не все международные ситуации того времени оправдывали использование в них ядерной угрозы (из-за Афганистана на риск ядерной войны не идут).

Оборонительное ядерное сдерживание становилось все менее эффективным: оно не работало в периферийных сферах и проблемах взаимоотношений СССР – США и угрожало перестать действовать на центральном направлении – ведь если применение даже малой части вооружений грозило ядерной зимой, реализацию такой угрозы можно было считать достаточно маловероятной. В то же время могучие стратегические потенциалы взаимного гарантированного уничтожения (ВГУ) не годились для целей и задач принуждения в отношении третьих стран ни по военно-техническим их характеристикам, ни потому, что отвлечение части потенциала создавало бы дисбаланс с труднопредсказуемыми последствиями на центральном направлении.

Становление монополярного мира во главе США и начало политической глобализации меняют характер необходимого и возможного ядерного сдерживания. На первый план выходят задачи создания, поддержания глобального миропорядка. США – лидер такого порядка и процесса его создания. РФ, декларировав стремление "войти в сообщество цивилизованных государств", соединяет этим свою безопасность с безопасностью западного мира. Такое вхождение в идеале исключает взаимное ядерное сдерживание, но путь в отношениях между РФ и США к такому идеалу непрост и займет еще немало времени. Для США и для России на первый план объективно выходят задачи принуждающего сдерживания.

Но США в период президентства Джорджа Буша-младшего совершают поворот от оборонительного сдерживания к принуждающему (которое на языке официальной политики называют "стабильным миром", министр энергетики С. Абрахам – в ведении его министерства находится создание ядерного оружия – говорил о переходе США от "равновесия страха" к "способности отвечать на вызовы" нынешнего мира).

Такая способность предполагает смягчение или даже полное снятие остающегося еще пресса оборонительного сдерживания в отношениях с Россией при одновременном переносе центра тяжести на наращивание производства ядерных боезарядов малой мощности и на расширение условий их применения. Большинство американских экспертов полагает, что совершаемая администрацией Джорджа Буша-младшего революция в ядерной стратегии США чревата быстрым развалом Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) и системы контрольных функций МАГАТЭ, и резким повышением риска применения малых ядерных боеприпасов уже в ближайшем будущем.

Для России же по отношению к США остается пока актуальным оборонительное сдерживание; по отношению к иным потенциальным объектам сдерживания – принуждающее. Вопрос, насколько свободна будет Россия в использовании принуждающего сдерживания, если сама находится под аналогичным сдерживанием со стороны США, относительные вероятность, убедительность и мощь которого будут, видимо, в обозримой перспективе крепнуть. Если для государств, чей общий потенциал невелик по сравнению с США – Великобритании, Израиля, Китая, Франции – значение оборонительного сдерживания, по мнению ряда ведущих в этой проблеме экспертов, в обозримом будущем станет боле' актуальным, чем оно было в период "холодной войны", то нет оснований не распространять ту же логику на Россию, по ее общему потенциалу стоящую выше разве что Израиля.

Средства оборонительного ядерного сдерживания (в отличие от достаточно универсальных обычных вооружений) мало способны выполнять задачи сдерживания принуждающего. Кроме того, если психологическая готовность США пойти на прямое применение ядерного оружия была доказана в Хиросиме и Нагасаки, то ни СССР, ни тем более Россия свою аналогичную готовность никогда прямо не подтверждали.

Однако по отношению к принуждающему сдерживании доверие потенциального объекта принуждения к реальности угрозы имеет принципиальное значение. Причем в этом случае должны быть так или иначе подтверждены и готовность пойти на применение ядерного оружия "в принципе", наличие у принуждающего средств и возможностей, адекватных целям и задачам конкретного случая принуждения, что осложняет подтверждение доверия принуждающему ядерному сдерживанию.

Дополнительным фактором, осложняющим для всех стран, кроме США применение принуждающего ядерного сдерживания, будет (в случае и по мере его становления) все более служить будущий глобальный миропорядок. В мире биполярной конфронтации ядерное сдерживание само было миропорядком; и уже одно это придавало относительную легитимность его возможной реализации. В порядке с четко выраженным де-факто военно-политическим центром любое применение ядерного оружия, не одобренное прямо или косвенно этим центром объективно было бы вызовом такому миропорядку, мощным ударом по нему (особенно если применившая сторона сумела бы тем самым добиться тех целей какие она при этом преследовала бы). Поэтому не санкционированная центром США и НАТО одна только угроза такого применения может спровоцировать превентивные удар государств-участников глобального военно-политического центра по ядерным и иным объектам страны-энтузиаста ядерного принуждения.

Отсюда, однако, вовсе не следует, будто сам такой центр априори имеет праве на применение ядерного оружия первым, тем более в целях предупреждения (которые после истории с ОМУ Ирака будут восприниматься с еще большим недоверием, чем прежде) или, особенно, принуждения. Напротив, есть все основания полагать, что применение ядерного оружия имело бы в большей части мира долговременные крайне негативные политические последствия для США, по существу открыло бы этап распада американской гегемонии.

Суммирую. Не доказана возможность использования потенциале оборонительного ядерного сдерживания как принуждающего. Видимо подтверждаются предупреждения, что в условиях резких разрывов между стратегическими и конвенциональными вооружениями под сенью "ядерных зонтиков" будет распространяться неядерное насилие. Более того, при диспропорции экономического и военного потенциалов между обороняющейся стороной и глобальным военно-политическим центром наличие у первой стороны сил ядерного сдерживания начинает объективно провоцировать США и НАТО на шаги к ядерному разоружению вначале наиболее для них опасных, а затем и других участников "международного сообщества".

Эффективность принуждающего сдерживания будет определяться мерой и характером его взаимосвязей с глобальным миропорядком. "Потенциал ядерного сдерживания" как символ статуса государства в мире будет, скорее всего, подвергаться эрозии в случае и по мере того, как станет утверждаться глобальный миропорядок, претендующий на возрождение в новом качестве ядерной монополии его государств-лидеров. В этих условиях новейшее ядерное оружие будет становиться рутинным для решения узкоспециальных задач, а ядерные монстры эпохи взаимного гарантированного уничтожения – уходить в историю вслед за прочей военной экзотикой.

В коротком выступлении я вынужденно не коснулся нескольких, на самом-то деле важных моментов. Первое: кажущийся переход ядерного сдерживания на региональный уровень. Сдерживание по-настоящему "работает" только тогда, когда осуществление угрозы достаточно реально. Но если дело будет всерьез приближаться к ядерному конфликту между Индией и Пакистаном, то будут ли Соединенные Штаты и Россия спокойно сидеть и ждать, чем все закончится?

А если РФ и США – совместно или порознь, или только одна из этих держав, – как-то попытаются предотвратить худшее, это будет означать, что сдерживание вышло за пределы региона. И уже не Индия и Пакистан сдерживают друг друга, но их вместе сдерживают державы-субъекты глобального уровня политики и сдерживания.

При этом я бы не исключал – как крайнего варианта – даже возможности удара по соответствующим объектам двух стран с целью предотвратить худшее развитие событий. Я не сбрасываю такой возможности со счета, потому что локальное применение ядерного оружия может иметь глобальные последствия. Но если такая возможность допускается хотя бы только теоретически, это и означает полноценное сдерживание с глобального уровня по отношению к региональному.

Так что просто механически "пересадить" тот механизм сдерживания, что был прежде в советско-американских отношениях, в Индостан или в какой-либо другой регион мира, мне кажется, нельзя. Нынешняя картина мира гораздо сложнее.

Второе, с этим связанное. Если мы проводим либеральную внешнюю политику, если перестраиваем страну внутри в соответствии с западными представлениями о рынке, демократии и проч., то мы вливаемся в западную систему, в том числе ее систему безопасности. Но тогда мы не можем сдерживать эту систему, потому, что если ваш партнер вас сдерживает, то это не партнер, а что-то другое. Потенциалы Франции и Великобритании никого не сдерживают. С Германией, их историческим противником, Англия и Франция давно уже в одном союзе – и в НАТО, и в ЕС.

Эти стратегические потенциалы технически не достают до США. Кое-как они достают до нас, но по отношению к России сами эти потенциалы, без США, слишком малы, чтобы реально нас сдерживать. Главное, что они не достают до США и не ставят под вопрос лидерство США в западном мире: у США сейчас 46% сохраняющихся боезарядов, у Франции их порядка 1,8%, у Великобритании 0,9% (цитирую по памяти данные СИПРИ). А у России – 48%.

Если мы входим в западную систему безопасности, не может быть двух ядерных медведей в одной берлоге. Чтобы эти медведи уживались относительно мирно и в течение длительного времени, объективно нужно одно из трех: полный и проверяемый отказ от взаимного сдерживания; сброс российского потенциала до уровня Великобритании или Франции; либо структурное объединение российского и американского потенциалов во что-то более или менее целостное. В первых двух случаях относительный вес региональных субпотенциалов возрастет; в последнем – предельно снизится.

И последнее: есть "отложенный" фактор Китая, стратегический потенциал которого (опять вспоминаю СИПРИ) порядка 2%, но имеет тенденцию к росту и главное, к качественному обновлению. На мой взгляд, США сейчас вполне осознанно ведут дело к тому, чтобы в перспективе поставить наличие ядерного оружия у кого-либо под свой контроль, внешне выражаемый в форме будущего миропорядка. Легитимным будет, видимо, считаться только оружие, вписывающееся в такой порядок – то есть допустимость которого санкционирована США. Все остальное рискует оказаться нелегитимным, как в последние годы пытаются представить гипотетическое оружие Ирака и Ирана. Думаю, что в долговременной перспективе все эти ухищрения имеют целью не эти "два И", но прежде всего Китай, а возможно, и Россию: это может быть подготовкой политико-психологической и международно-правовой среды к тому, чтобы в будущем от имени глобального миропорядка потребовать от "недемократических" стран отказа от обладания ядерным и другими видами оружия массового поражения. Для подготовки такой среды нужны лет 7-10 и парочка прецедентов. Первый прецедент – Ирак, второй – Корея, третьим прецедентом можем стать мы при том или ином варианте какого-то нового серьезного осложнения отношений с США, Западом в этом контексте.

На мой взгляд, в целом ядерная игра становится гораздо более сложной и полагать, будто она просто механически смещается с глобального уровня на региональный, вряд ли правильно.

Сегодня есть три потенциальных военно-технических применения ядерного оружия. Использование его огромной, колоссальной разрушительной силы – это удар по площади и всему, что на ней находится (население, промышленный потенциал, инфраструктура). Вопрос, в каких условиях и целях может понадобиться такой удар. Разрушение или выведение из строя особо высокозащищенных целей, что требует максимальной концентрации мощности взрыва на единицу объема или площади этой цели. Но всегда ли здесь нужно именно ядерное оружие, или желаемый эффект может быть достигнут неядерными средствами? Использование в ближнем космосе для создания сильных помех, нарушения работы электронных устройств, выведения из строя спутников и их группировок и т.п.

Есть две сферы возможного невоенного применения ядерных взрывных устройств. Это ядерные взрывы в мирных целях – но они поднимают проблему испытаний ядерного оружия и политически дискомфортны. И расстрел или отклонение на дальних подступах к Земле космических объектов, угрожающих столкновением с нашей планетой – это пока чистая фантастика. Вот все.

Мне кажется, что в этих условиях стратегические вооружения много-мегатонной мощности ждет судьба динозавров; а вот малые ядерные вооружения могут найти применение, и здесь реальна угроза не только их использования, но и банализации. Особенно если "ядерный порог" – а это понятие в основном стратегическое – уйдет за ненадобностью вместе с "динозаврами". Вот, на мой взгляд, технологические факторы, которые влияют и будут влиять на возможность применения ядерного оружия. Факторы политические и политико-психологические – я пытался сказать о них в своем выступлении.

О развитии ядерных систем в сторону снижения ядерного порога: может быть, я плохо выразил эту мысль, но когда я говорил о возможных видах использования такого оружия, я это, в частности, и имел в виду. Чтобы бить по высокозащищенным целям, нужно оружие высокоточное, с большой проникающей способностью, но не обязательно очень уж мощное. Американцы сейчас интенсифицируют работы в этой области. Недавно по целому ряду западных источников прошли сообщения о встречах специалистов и о работах в этом направлении. Правда, в США действует закон, запрещающий разработку и создание ядерных боеприпасов мощностью менее 5 килотонн.

Не исключено также, что эти сообщения в прессе – часть информационной войны с терроризмом или с чем-то еще. Но я считаю, что разработка ядерного оружия малой мощности может получить – если уже не получила – в США сейчас приоритетное значение.

Маломощное ядерное оружие нужно и для поражения единичных объектов в ближнем космосе. Снизит ли это ядерный порог, я не знаю, потому, что ядерный порог уже отчетливо распался на два уровня: стратегический и… назову его просто "нижним". Ясно, что разовое применение оружия малой мощности по спецобъектам (особенно в ситуациях типа иракской) не вызовет реакции на стратегическом уровне (что было весьма вероятным в условиях биполярной конфронтации). Парадокс в том, что применение ядерного оружия малой мощности может в современном мире не снизить, а даже повысить ядерный порог стратегического уровня. Вопрос – какого именно оружия, где и по каким целям. Картина становится гораздо более многообразной во всех ее параметрах, чем это было даже лет 15 назад.

Насчет легитимности… Я начал с того, что современные военная доктрина и заявляемая политика России подчеркивают упор на ядерное оружие. Тот факт, что эти положения закреплены в наших законодательных документах и внутри страны не только легитимны, но обязательны к исполнению, вопросов не вызывает. Но внутреннее законодательство никогда и нигде пока не считалось «нормативным международным документом». У международной легитимности иные источники, и в глобальном мире они будут тем более иными. Если мы хотим внутренние нормы сделать международными или тем паче глобальными, то за это еще предстоит здорово побороться. Причем в случае неудачи есть риск угодить под международный трибунал.

Сдерживание как средство и метод защиты и сохранения территории… Во-первых, это чисто спекулятивная гипотеза: не нападут ли на нас китайцы лет через двадцать? Они пока сами этого не знают. Я вам задам встречный вопрос: Сибирь долгие столетия стояла пустая, и что мешало китайцам ее занять, если им так это надо? То, что мы называем Южной Сибирью – в районе Хабаровского края, где у нас народ в основном живет узкой полосой и говорит, что там жить хорошо по сравнению с Чукоткой или Магаданской областью – в Китае это северо-восток, куда они ссылают своих заключенных, как мы ссылаем их в Сибирь. Т.е. для них это самая малоприятная часть страны. Они привыкли два-три урожая в год собирать в основной части страны, на своем юге. Но главное даже не в этом.

В современном мире нужна не территория как таковая, нужны ресурсы, а получать их можно гораздо дешевле и эффективнее не военными, а экономическими способами. Далее, если на вас напали или агрессия вот-вот начнется, применение ядерного оружия оправдать как-то можно (особенно если в итоге вы выйдите победителем).

Но можно ведь представить себе и другой сценарий. Если мы занимаем сегодня 1/7 часть суши, имеем на ней примерно 2,5% населения планеты и производим (цитирую по памяти публикации Института) порядка 1,7% мирового валового продукта и 17% мирового загрязнения (США дают 40% загрязнения, но они производят 20% мирового валового продукта), то, на мой взгляд, нам рано или поздно зададут вопрос: способны вы использовать эффективно вашу территорию и ваши ресурсы в условиях, когда население Земли приближается к 10 миллиардам, или нет? Если нет, то мы вас не выселяем, мы вас уплотняем; и вводим у вас внешнее управление.

И если в такой ситуации мы ответим: "а у нас ядерное оружие есть", то не поставим ли мы себя тем самым вне всего мирового сообщества, не спровоцируем ли принятие против России каких-то мер давления, вплоть до превентивного удара? Причем и удар этот не обязательно должен быть ядерным. Я не утверждаю, что так будет; но так может быть. Если мы не страусы, то обязаны задумываться о таких малоприятных вещах.

То есть и здесь ситуация оказывается гораздо более многомерной, чем это было в период конфронтации. И если из всего, о чем я говорил, выделять какую-то ключевую идею, – это последний вопрос, который был мне задан – я бы эту фразу обозначил, как многомерность ядерной проблематики в современном мире. От относительно простых схем ядерного сдерживания в условиях биполярной конфронтации 1960-х – 1980-х годов мы переходим к взаимосвязям гораздо более сложным и неоднозначным, с качественно разными уровнями, со смещением центра тяжести со сдерживания на принуждение, и складывающиеся в моноцентричном мире, в котором пока нет никакого общепризнанного миропорядка, где такой миропорядок еще предстоит устанавливать. Это новая и очень опасная ситуация.


Косолапов Н.А.
Источник: "www.nationalsecurity.ru"