Мария очень любила жизнь. Она была искусствоведом, но в Бога не веровала, искусство было ее религией, радостью и смыслом жизни. Ей делали операцию на сердце и она умирала, и знала, что умирает. Она ничего не могла понять, оказавшись под потолком, и видя как врачи «колдуют» над ее телом, пытаясь вернуть «ее» к жизни. Пока она так парила, ничего не понимая, что с нею происходит, на нее стал снисходить тихий золотой свет. Свет божественной благодати. Она была счастлива. А в это время ее сестра Наталья, выбежав на улицу из комнаты ожидания в больнице, исступленно молилась о ней, не зная, что Мария в это время переживала клиническую смерть. «Меня словно что-то подбросило, я в жизни так никогда не молилась, как тогда за Марию». Врачи скрыли от нее, что сестра пережила клиническую смерть, сказали, что операция переносится в связи с неполадками связанными с кислородным оборудованием и прч. Позже Марии сделали вторую операцию, которая прошла хорошо, однако она стала инвалидом. С щемящим чувством тоски, жалости, сострадания шла Наталья на встречу со своей сестрой, думая, как она будет утешать ее. И была поражена, увидев ее сияющую, торжествующую.
– Маша, что с тобой? – воскликнула Наталья.
– После, после я тебе все расскажу, – ответила Мария.
Однако после выписки хранила молчание и ни о чем не рассказывала. И только через несколько месяцев, в гостях, на встрече искусствоведов, по репликам одного профессора, она поняла, что профессор пережил такой же опыт клинической смерти как и она. Они взахлеб говорили об этом явлении, уже не боясь смерти, зная, что смерти нет, и с некоей грустью, что им приходится продолжать жить в этом тусклом и потерявшем для них ценность мире. Позже обо всем она рассказала и своей сестре, как пребывала во свете, и хотела навсегда уйти в этот свет, но внезапно очнулась в своей палате. (По молитвам своей сестры?) Все показалось серым, безжизненным. Она увидела на тумбочке свою книгу по искусству, которую до этого читала с большим увлечением, свои очки, чашку с блюдцем, светильники. Поняла, что вернулась обратно в эту жизнь, которая раньше ее так радовала, и ей стало грустно, что надо жить в ней дальше.
– А тут пришла ты, такая печальная, готовая меня утешать, – говорила она Наталье, – Ну как тебе рассказать все это? Ты же посчитаешь, что я совсем сошла с ума, после операции.
И только встреча с человеком, пережившим такой же опыт, помогла ей рассказать обо всем сестре. Сестры стали верующими, пришли в Церковь.
Обо всем этом автору сих строк поведала одна из этих сестер Наталья Владимировна С., увидев у меня в руках отпечатанные экземпляры «Жизнь после жизни» Моуди.
Нечто подобное поведал и Василий Михайлович М. из числа «Молодых гениев»,* опекавший Надежду Яковлевну Мандельштам в последние годы ее жизни. И хотя некоторым людям рассказ Василия кажется только литературным повествованием, все же стоит привести его. По словам Василия он был заместителем начальника геологоразведочной экспедиции. В его обязанности входило материальное обеспечение всем необходимым, он же нанимал рабочих, выдавал зарплату и прч. И вот один из рабочих, нанятый Василием, бывший уголовник, пьяным утонул в озере. Его долго пытались вернуть к жизни, делая искусственное дыхание. Все было бесполезно. Хотели уже закрывать тело простыней, но Василий когда-то работавший на кладбище, о чем он написал книгу «Русские ночи», сказал: «Знаете, давайте еще раз сделаем искусственное дыхание для очистки совести» (к тому же он отвечал за жизнь этого человека), и, опустившись на колени опять, начал массировать сердце утопленника, и вдувать воздух ему в рот. И вдруг утопленник слегка дернулся, все набросились на него и стали качать грудную клетку. Потекла вода. Но потом, утопленник сжал зубы. Василий повернув нож, разжал их и плеснул в рот рабочему коньяк. Первое что услышали спасители это страшную ругань по поводу того, зачем они вернули его к жизни. Воскресший был страшно зол этому. Экспедиция продолжила свой путь, но рабочий стал очень замкнут и молчалив. Через несколько дней Василий, пригласив рабочего в свою палатку, немного подпоив его, сумел разговорить бывшего утопленника. Оказалось, что этот человек ни на секунду не терял сознания. Но очень испугался, поняв, что больше не всплывет. Его сознание (душа) существовало как бы независимо от тела. Через какое-то время на него стал нисходить золотой свет, «И такой кайф был, и так хорошо было! И вдруг вы меня вернули к жизни, – говорил рабочий, – и так тошно стало, когда вернули» Что произошло с этим человеком дальше неизвестно, дойдя до какого-то населенного пункта, с ним расстались.
* «Молодыми гениями» называли поэтов в начале шестидесятых годов, собиравшихся на площади Маяковского, и читавших там свои стихи. Очевидно это была уже вторая волна шестидесятников.